ПОГОРИЯ

                    
Предыстория.

С прошлого лета я намекала своему супругу (а кое-где, и прямо говорила) как было бы здорово провести несколько дней на скромном трехпалубном корабле с вечеринками, шезлонгами и прочей « мишурой ». И вот 8 марта Марк радостно сообщил: с помощью своего польского знакомого (нынешнего-мужа-бывшей-польской-подружки молодости) он нашел корабль, соответствующий моему описанию – большой, красивый, недорогой, « ну и с тремя… с этими, как ты хотела »…

Я ринулась собирать съемочную сумку, попутно перебирая в голове, какое из 10 вечерних платьев придется оставить дома, что взять из бижутерии, наконец-то каблуки. И да! Обязательно шарф! Такой длинный шелковый шарф цвета морской волны!  

За этим приятным выбором меня застала рассылка от польского организатора круиза со странным перечнем « всего необходимого »:

 « Мешок спальный – 1 шт.

Сапоги резиновые.

Куртка и штаны водонепроницаемые.

Шапка-ушанка.

Перчатки.

Никаких чемоданов, только сумки (?!),

Таблетки от морской болезни… »

Кому, спрашиваю, письмо? Уж не ошиблись ли адресом? Нет, не ошиблись. Но день сборов был слишком радостный, чтобы копаться в этом чуждом мне белье. Может, на титаник-случай, по технике безопасности со всех требуют? Я купила на скидках оригинальный откутюровский белый дождевик, изящные лайковые перчатки, кокетливую шапочку с декоративными ушками на макушке, бросила это все на дно сумки и благополучно забыла.   

 Мальтийский орден.

 Пароход отплывал из Мальты. Мальтийцы только что заявили себя членами Евросоюза, и это было мне на руку – виза не нужна. Но мой паспорт мог вполне оказаться недействительным – в июне истекает его срок, а значит, нет любимого некоторыми странами 6-месячного запаса. Впустят - не впустят: вопрос переходит в разряд « личного обаяния ». Я улетала из Парижа, Марк в тот же день из Берлина и должен был ждать меня в мальтийском аэропорту.

На паспортном контроле загорелые пограничники нудно изучают мои документы, что-то пытаются уточнять, на незнакомом мне английском языке… Безуспешно. Когда их подозрительность на мое мычание достигла температуры кипения, а надежда « проскочить » упала до нуля, словно в сказке, появился еще один мальтиец и, обращаясь ко мне (как же им трудно уяснить, что есть люди, которые НЕ говорят по-английски!) заворачивает длинную фразу, из которой я понимаю только « you husband French ». На всякий случай, утвердительно киваю – « френч, френч ». Мне с извинениями возвращают документы и отпускают с миром.

В направлении указующего перста пограничника пустой коридор: пассажиры давно разошлись, и только мой багаж одиноко наматывал круги на раздаче. В глубине зала узнаю знакомую фигуру: « май хасбенд фрэнч » каким-то чудом просочился в запрещенный для встречающих « отсек » и, видимо, разжалобил паспортный контроль историей моего происхождения, гражданства и « субординацией » документов. Еще немного, и мальтийцы предоставили бы мне политическое убежище, а гражданину французской республики Марку – орден « за отвагу ». Но гражданин « не дожал ». Сила в словах у него есть, но правильно их расставить, на мой взгляд, он не умеет…

 В кафетерии аэропорта – место сбора нашей круизной группы. Как оказалось, все – из Польши. Коллективно идем в аптеку за антиукачивающими таблетками, затем грузимся в автобус и через четверть часа маневров по кактусам, оказываемся в порту, рядом с моей мечтой – прекрасным лайнером. Он даже больше, чем я просила! Марк, похоже, решил мне сделать сюрприз!

На нижней палубе стоит красавец в белой форме: определённо капитан! Интересно, он будет на балу? Ведь в первый вечер круиза непременно должен быть бал. В моей сумке для этого есть все необходимое, нужно только выбрать: платье с декольте или вырезом на спине… Сейчас поднимемся, и я уточню у него. Не про декольте, конечно. Про бал. Но….  что я вижу? Почему наша группа проходит мимо трапа и уверенно шагает дальше по пристани?

-         Марк, стой! Вот же теплоход…

-         Нееть, нам туда! Он махнул рукой в направлении какого-то корыта,

-         Зачем нам эта шлюпка, мы прекрасно поднимемся по трапу!

-         Это не шлюпка! Это шхуна. Мы плывем на той шхуне. Ты же сама хотела трехмач…

-         Трехмачтовый?! Я говорила о трехпалубном! Палубы, этажи, понимаешь? Три этажа, а не три палки с тряпками! О, великие боги Олимпа….

 Эти сто метров от кормы белого парохода к нашей трехмачтовой посудине я плелась бурлаком. Ее название мне в тот момент показалось пророческим « Pogoria »: это же от слова « горе »! Или « погорел ». Теперь я знаю, где сгорают мечты…

 Рас - селение. « Квартирный вопрос ».

Внутри этой селедочной тарелки первым делом выясняется, что мы с супругом распределены в разные каюты! Что за барские куртуазности? Мы - к капитану: « как же так, а нам сказали… двухместный номер….а мы думали…а как же языковой барьер (у меня), а как же я без переводчика-полиглота (Марка)?! ». Но капитан по имени Адам, неумолим. Более того, удивлен и даже возмущен. Иду смотреть, с кем же Марк будет делить « двухместный номер ». С тремя мужиками! Капитан орет: « что вам еще надо? Апартаменты – люкс!! » А ведь не соврал: другие « апартаменты » - на 8 человек…Иду выяснять, где же моя « койка ». Мне указывают на аккуратно застеленную постель: наволочка в рюшах, чья-то кокетливая сумочка сверху…Ищем владельца вещей. Им оказывается юная родственница капитана, приехавшая из Монреаля на день раньше и, соответственно, подобравшая себе наименее худшее место. Недолгий пасьянс в листе размещений и меня отправляют в кормовую часть. Там уже не каюты, а некий слегка отгороженный отсек. И снова на « моей » постели чья-то косметичка…  « Куда ж мне плыть »? Капитан приходит в ярость и уже без переводчика понятно по его резкому жесту ребром ладони под подбородком, что выбор места он оставляет на мое усмотрение. Марк вкрадчиво (а жест относился и к нему) пытается объяснить капитану по-польски, что не следует с нами вести беседу в такой пантомиме, но безуспешно. Я падаю на ближайшую скамью, она оказывается еще одной « кроватью », а главное, ни сумок, ни косметичек на ней пока нет. С радостью охотника, подстрелившего утку, кидаю вещи на бывалое одеяло и оглядываюсь: это не каюта, и даже не отгороженный отсек. Это коридор, с ведущей на палубу лестницей. Ну ладно, думаю, и тут люди живут (над моей кроватью еще « два этажа »), зато больше свежего воздуха…

Режим дня. От звонка до звонка. 

 После того, как все 50 разновозрастных поляков разместились по своим углам, ушераздирающий громкоговоритель пригласил нас собраться на палубе: капитану угодно сообщить нам распорядок дня. Подъем в 7 (семь!) утра (по залу прокатилось недовольное шипение). Нас делят на 4 вахты для круглосуточного дежурства (недоуменное шипение). Из должностных обязанностей – навигация, камбуз. Что такое « камбуз » я не совсем поняла, поэтому и не очень расстроилась. А зря…

Каждый обязан быть на посту, никакие « отмазки » вроде морской болезни и прочего не принимаются. Я на всякий случай, уточнила, действительно ли 600 евро должны были заплатить мы, а не – нам?  Пассажиры, то есть, члены экипажа, тоже казались удивленными. Среди них были люди разных профессий, которых объединяло только одно – самые общие представления о работе матросов… Позже выяснилось, что на корабль их привела романтика парусников, конечно, желание сменить обстановку, попутно чему-то научиться, но о том, что будет « казарма » знали единицы.  В каком-то смысле мы все чувствовали себя первопроходцами, или, по французски выражаясь, пионерами.

Нас, кстати, тут же поделили на пять « звездочек ». Радовало одно: хотя бы  во главе - опытные  « звеньевые », офицеры  настоящие морские волки. Ну как волки… . И они тоже-любители. Но хоть с опытом. Нашей вахте в наставники достался истинный симпатяга – сисадмин мелкой варшавской фирмы Ричард. Глаза – как Средиземное море в штиль. Невероятно застенчивый в бытовых ситуациях, но смелый и решительный в морском деле.

После собрания объявили свободное время, и Марк начал проситься на улицу: ему не терпелось описать каждый угол этого древнего города своим фотоглазом…

Крошечное государство Мальта славится, прежде всего, своей античной историей. И мальтийцы уверены, что грот легендарной Калипсо находится именно здесь.  Историки, впрочем, считают, что не все так одозначно, но…туристам нравится, мальтийские лиры сыплются в казну, а горожане, тем не менее, ведут весьма неприхотливый образ жизни…  

Мы немного полазили по извилистым улочкам, попытались поужинать, но неудачно. В своем салате я выкопала некое насекомое, а Марка раздражало небрежное отношение посетителей кафе к санузлу, напротив которого мы так опрометчиво устроились.

Ученья. Свистать всех наверх!

 Отплыв был назначен на утро следующего дня, и пока капитан утрясал свои бюрократические вопросы, комбриги бригантины рьяно взялись за наше обучение. Дело касалось, прежде всего навигации. Вытрясли кладовку – раздали каждому по ремню безопасности (по виду напоминает ошейник для маленьких собачек - тот, что цепляется под лапками). Честно говоря, взбираться по веревочной лестнице на мачту – оказалось не очень приятное занятие. Ничего общего с широкоэкранным впечатлением. Тем более, что страховку крепят только с одиннадцатого метра. Я зажмурилась и как-то доползла до первой площадки. Однако, чтобы вскарабкаться на нее, перемещаться пришлось в подвешенном состоянии, как по потолку. Не знаю, сколько я висела так вниз головой, пока перед глазами пролетала вся моя жизнь. Чья-то рука втащила меня на твердь площадки… Я распласталась на досках морской звездой,  в ужасе думая, как же я буду спускаться, и как же я потом опять заберусь, уже с камерой…Марк, тем временем, с резвостью не стреляного воробья, оказался на рее… Я слабой рукой, знаками, дала ему понять, что если он оттуда свалится, я с ним разведусь. После чего он наддал газу и в считанные секунды оказался на самом верху. Нашему офицеру Ричарду, у которого на руках « висело » еще 9 таких морских звезд, стал нетерпеливо подталкивать меня к « выходу ».  Тут я уже открыто запаниковала: куда ставить ноги было совершенно непонятно. Казалось, что все подо мной ходит ходуном несмотря на то, что корабль смирно стоял на якоре. В итоге, Ричард практически стащил меня на себе. Тем более, что на палубе начался теоретический курс, а затем все стали суетиться (подкованные этой теорией) и отдавать концы. Палуба покачнулась, бригантина мягко отчалила от берега. Так начался наш двухнедельный « заплыв » по следам гомеровского Одиссея…             

О том, как все отдали концы…

Ну, что сказать… Едва мы вышли в открытое море, как начался шторм. Как мне казалось. На самом деле, шторма не было и близко, просто корабль немного покачивало. До этого дня я считала стоны о тяготах морской болезни – не более, чем байками экзальтированных особ. Но на « Погории » полегли абсолютно все (капитан и пятеро « бывалых » - не в счет). Вертикальное положение тела грозило самыми худшими последствиями. Пышная родственница капитана, так удачно занявшая мою   « первую » кровать, теперь не вставала с нее вообще, но ей и это не помогало, и на третий день она просто рыдала от голода. Марк отнесся к проблеме профессионально философски: « сбросим лишний вес » (это он о себе).

 Периодическое « избавление от лишнего веса » не мешало ему в перерывах живо интересоваться великолепным морским пейзажем…Так, совмещая приятное с « полезным », он умудрился заснять вулкан Этна в 6.30 утра, и уж если не словами, так фотографией, пытался пробудить во мне любопытство к происходящему за бортом…Тщетно…Таблетки практически не помогали. Ощущения немного притуплялись на палубе, но туда не многим удавалось доползти « без приключений » по дороге.  Судовой повар бесстрастно продолжал нести службу у плиты, столы накрывали прорезиненными салфетками, чтобы посуда не ездила по столешнице, но еда мало кого интересовала. Скорее наоборот.

Среди пассажиров было несколько итальянских юношей из Генуи. Словно недоеденные сардины на тарелке, они целыми днями лежали на корме в самых разных позах и уже не реагировали на происходящее: их « неудержимо рвало на родину ». А когда мы, наконец, припарковались в Сиракузах, они неожиданно резво отправились с вещами « осматривать окрестности ». Больше на корабле их не видели…  Я им тайно завидовала. Путешествие переставало быть томным. Ощущение качки не проходило даже на земной тверди. Качало где-то на уровне мозга, и казалось, что равновесие физическое и моральное утрачено навсегда.

Вопрос к Архимеду: Где найти ванну, чтобы поместить туда тело?…

 Все-таки Сиракузы мы кое-как осмотрели. Искали легендарную ванну Архимеда, но музейная часть города закрылась в шесть вечера, и нам ничего не оставалось, как сделать вокруг огороженных забором руин круг почета на такси. Дальше нас ждал двухдневный путь в Неаполь. По дороге придумывали, как бы покорректнее смыться - помыться и отоспаться. Эти два неудобства я ощущала особенно остро: мимо моей кровати, под лестницей, гремя ремнями безопасности, круглосуточно сновали дежурные по навигации. Мытье тоже оказалось проблематичным из-за очередей. А очереди из-за того, что три душевых были почему-то совмещены проектировщиками с туалетом. В санузле офицеров, унитаз откровенно находился в душевой кабинке, наверное, для экономии времени: нечего рассиживаться без дела! Руки свободны – можно одновременно мыть, например, голову… И да, « офицеры познаются в бэде »: по дороге в Неаполь мы попали в адский шторм.

 « Граждане пассажиры, пристегните привязные ремни! »

Дело было ночью и, разумеется, в мое дежурство по навигации. Корабль то становился на дыбы, то ложился на бок. Волны, с грохотом, обрушивались на палубу, а нам надо было рулить, наблюдать, спускать паруса, в общем, проявлять бурную активность. Кажется, у Марка Твена есть фраза, о том, что каждый капитан, рассказывая о шторме, неизбежно прибавляет: « Много я видел штормов, но таких!.. ». Не знаю, что будет рассказывать наш капитан – он на палубе так и не появился, но офицер Ричард заявил с серьезнейшей миной, какую только можно было разглядеть в пламени его постоянно подкуривающей сигарету за сигаретой зажигалки: « можем и не доплыть »… С вечера мы взяли курс на острова, вулканического происхождения, намереваясь там тихо пришвартоваться. Теперь стало очевидно, что « тихо » не получится – ветер нес нас туда со страшной силой, грозя разнести в клочья на ближайшем рифе. Положительный момент в этом был только один – присутствие морской болезни куда-то странным образом улетучилось. 

В итоге, Ричард разогнал нас по каютам, разбудил других офицеров, и они сами лазили на мачты вязать паруса. Как их оттуда не сдуло?… Я перемещалась по  палубе только пристегнувшись  ремнем безопасности к поручням. Иногда меня подбрасывало вверх, ноги на мгновение отрывались от досок. В такие моменты не было ощущения доверия к ремням, и я хваталась руками за все, что не двигалось. Корабельные « фары » выключили. Наверное, для того чтобы нам удобнее было всматриваться в кромешную тьму бушующего моря, выглядывать, не подкрадывается ли кто сзади, потому что радар смотрел только вперед. Рассказывают, будто недавно один польский корабль вот так вот затонул – кто-то « догнал » и не заметил… 

В ту ночь Ричард перестал курить только тогда, когда приборы подтвердили изменение курса. 

НЕАПОЛЬ – город контрастов.

Наврав, что в Неаполе нас ждет - не дождётся директор французского культурного центра (настоящую его фамилию Марк так и не вспомнил и на ходу сочинил что-то фонетически подобное), мы взяли из вещей самое необходимое и сбежали с корабля. Но едва мы оказались у первого портового поста, как дорогу нам преградили двое внушительных карабинеров. Один – огромный, как шкаф, второй – поменьше. Как этажерка.  Они оглядели меня с ног до головы (в руках я сжимала видео камеру, а на шее болтался фотоаппарат) и « этажерка », обращаясь ко мне, произнесла длинную фразу, помогая себе динамичной жестикуляцией, из которой я поняла только отрицания. Марк, который когда-то три недели встречался с итальянкой и успел в перерывах выучить основы итальянской грамматики, перевел, что сеньоры нас любезно предупреждают об опасностях Неаполя, что аппаратуру нам лучше спрятать, а еще лучше, не брать… Потому, что впечатления от славных исторических достопримечательностей города могут быть надолго испорчены единственной его достопримечательностью современной – воровством. Ребята не соврали: еще на корабле капитан прочитал всем желающим смыться-помыться длинную лекцию о наглости неапольских мошенников. Во время лекции Марк демонстративно фыркал и бурчал, что мы вам тут не дети и без напутствий обойдемся. Однако теперь, удобно устроившись в кресле, первого попавшегося кафе с настоящим капучино (на корабле кофеем не потчевали), вспоминал, как 25 лет назад он приехал в этот прекрасный город со своей подругой на машине, и им было так страшно, что они даже не рискнули припарковаться в городе, а « мотанули » в мотель: все чудилось, что их бандиты преследуют…

    Первое впечатление от Неаполя – хаос. Казалось, неапольские водители настолько независимы, что и правила дорожного движения воспринимают как ограничение свободы перемещения. Кое-как, короткими перебежками, мы добрались до ближайшей гостиницы, которой оказался трехзвездочный отель « Mercure ». Комнату мы нашли неудовлетворительной: я – с точки зрения чистоты (в ванной обнаружились чьи-то волосы), Марк – с точки зрения цены. Портье нам любезно дал адрес своих двухзвездочных коллег, около вокзала, но по дороге мы набрели на еще одну гостиницу - « Potenzia »: Марку понравилось название, а мне – отсутствие волос в ванной (но я их все-таки нашла потом. Под кроватью.).

     Счастье не бывает большим или маленьким… Оно либо бывает, либо отсутствует. Счастье – это его присутствие, относительно его отсутствия… Отдельный « санузел » и душ с неограниченным количеством воды, где можно, наконец, вымыть голову, не прислушиваясь, собралась ли за дверью нетерпеливая очередь – это счастье! 

Душ на корабле – это нечто, что я назвала бы « экстримом », но боюсь, любители экстрима моих чувств не поймут… Там в душ надо сначала ПОПАСТЬ. Потом попасть в струю. А попасть в струю – это навык: меня со всеми моющими средствами швыряло в такт качке от одной стены к другой, волны на полу (вечно забитый слив не справлялся с объемами) казались мне полными бацилл и грибков. Тонкая струйка из душа (экономия воды) отклонялась от тела, словно одноименно заряженная частица. А огромное зеркало на стене издевательски отражало все мои тщетные усилия за что-нибудь зацепиться.  Нужно ли говорить, что « после всего пережитого » наше намерение « как можно быстрее отправиться на осмотр города » было больше практическим, чем культурологическим …

На Неаполь нам отвели два с половиной дня, поэтому в первый вечер мы решили не брать видеокамеру и ограничиться фотоаппаратами. Чтобы уйти от хаоса проспекта, выбрали узкую улочку и стали снимать (в смысле, фотографировать) свисающее со всех балконов белье. До сих пор я думала, что это свисание – не более чем заигрывание Феллини со зрителями. Оказалось – нет. Не врали коллеги в погоне за колоритом! Обшарпанные дома и потрепанные дамы, из-под мокрых простыней созерцающие прохожих с видом дотошной консьержки, создавали живую декорацию фильмов. На эту декорацию мы в первые же полчаса убили мою батарею (Марк, счастливый обладатель пленочной Leica неожиданно проникся цифровой съемкой), и, поэтому, когда нам открылась удивительная панорама на Везувий, снимать было уже нечем…

      На узких улочках, где разминуться непросто даже двум пешеходам, нас развлекали почти каскадерские трюки мотоциклистов. Их совершенно не смущал ни рельеф дороги, ни ступени спусков. Еще меньше их смущало наше присутствие, что подтверждало первое впечатление: в Неаполе безопасность пешеходов – « дело ног самих пешеходов »… Поэтому, передвигались мы по стеночке, а когда Марк занимал точку съемки посреди улицы, я стояла в обороне, прислушиваясь, не доносится ли из-за угла рев мотора.

       Уже в сумерках мы наткнулись на красивое массивное здание. Марка привлекли барельефы, и, пока он размышлял, что это за музей, я прочитала на табличке, над которой развевался огромный французский флаг: « Французский культурный центр ». Теперь, если капитан вдруг спросит, где нас принимал наш « старый друг и коллега », мы будем знать, что ответить…

 Марк на Капри.

У пролетарского писателя Максима Горького и любимого Марком немецкого опального философа Вальтера Бенжамена нет ничего общего. Кроме одного места. Это место – остров Капри. За несколько месяцев до описываемых событий мы смотрели в  Париже спектакль лионской труппы. Пьеса посвящалась любовному треугольнику Горький, Жена и Любовница (точнее, любовниц было даже две), а действие происходило как раз на Капри. Писателя играл некогда скандальный лионский театральный режиссер, которого отец Марка знал лично. Поэтому, поначалу интерес к спектаклю определялся этим ностальгическим фактом, но по ходу действия спустился к интриге: пятидесятилетний Горький, юная особа и назойливая жена… Классическая ставка: зритель должен узнавать в героях себя!  Не удивительно, что мой милый друг в мечтательной задумчивости досмотрел спектакль до конца, но после, все же признал, что и постановка, и игра не стоили ни « пафосного » зала, ни 50 Е за билет… 

Теперь же, благодаря не только поэтичным статьям Вальтера Бенжамена, но и Горькому, билет на корабль до Капри был взят без колебаний. Через час мы уже поднимались в фуникулере навстречу литературным местам.

Однако, товарищ Горький  был эстетом: остров поразил  великолепием и богатством. Роскошные виллы, вековые пальмы, « киношные » виды с моря на скалы и со скал – на море (узнаваемые планы из годаровского « Презрения »), заросли кактусов с автографами « здесь был…. », наряженная и нагруженная покупками в бутиках публика. Довольно быстро мы облазили весь остров. Довольно долго выбирали ресторан (пока выбирали, половина закрылась на обед…). Изучили весь ассортимент книжного магазина. Я успела сделать несколько снимков и даже поймать в объектив дерущихся ящериц. В порт спускались на автобусе с местными жителями. В их существование мне, почему –то, именно в таких местах, верится с трудом, как будто они сами, со своими бытовыми разговорами и авоськами с хлебом, являются экспонатами огромного музея под названием Капри.

Последний день …в Помпеях.  

Следующий день мы решили посвятить традиционным туристическим  визитам – Везувию и Помпеям. Однако, смс от Ричарда, где он любезно сообщал, что капитан передумал отплывать следующим утром и намеревается сделать это сегодня вечером, избавило нас от обычных колебаний меж двух мест (а может, все-таки вулкан?..), и мы выбрали вторую жертву Везувия – город, намного меньше Помпей, но не менее интересный, а главное – компактный. Поскольку и в этот день итальянцы продолжали праздновать Пасху, расписание поездов в нужном направлении выглядело туманно: мы потеряли около получаса, ожидая на перроне мирно празднующих свой выходной машинистов. Кассир нам хитро продал билеты в оба конца, но, добравшись до места, выяснилось, что в обратную сторону поезда уже не ходят. Это заявление заспанного служителя вокзала вызвало почти мистическое ощущение от поездки в мертвый, засыпанный пеплом город: как в царство Аида – обратной дороги нет… Не было не только поездов, но и автобусов. Даже таксисты исчезли… Мы, брели по пустому городу с абсолютно пустой головой: не было даже намека на план по спасению. Хотя, спящие транспортники — это конечно ничто по сравнению с проснувшимся вулканом. 

 Минут через 20 мы почти случайно набрели на компанию туристов, по ожидающему виду которых я предположила, что дело явно пахнет автобусом. И точно: появился вальяжный итальянец, пересчитал всех, собрал по 10 евро и, со словами: « Скоро буду » … исчез на полчаса. В Неаполь мы примчались впритык  - туристы, подстрекаемые Марком, стали возмущаться, нашли водителя спящим в каком-то сарае и вынудили его сесть за руль маршрутки.

Настоящий бульябес!

 К концу первой недели о морской болезни уже никто не вспоминал. Оказывается, мозг привыкает к качке где-то за 72 часа  - с таблетками, а без них только на третий день. Впрочем, и самой качки уже не было. Полный штиль… Мы дрейфовали со скоростью « ленивого велосипедиста » и казалось, уже никогда не увидим землю.  Пить, вернее, « распивать », было строжайше запрещено. Поэтому народ распевал: Марк заставил « хор » выучить две песни о тяжелой жизни французский матросов. И читал: профессора варшавского университета я застала с книгой Берта Хенингера и мы долго дискутировали о  действенности его метода « системно-родовой расстановки ». 

Путь лежал между Сциллой и Харибдой. Все, кто помнил Гомера, ждали интриги, но пролив оказался не таким уж и узким: « Погория » просочилась под скалами без приключений. 

Бригантина пришвартовалась к корсиканскому берегу, городу Бонифачо. Из порта прибежали « ответственные лица », что-то крича (о счастье!) по-французски. Капитан позвал Марка. Оказалось, они кричали, что парковка запрещена. Отдали концы, отплыли за угол и тихо пришвартовались там. Пассажиров сдуло с « Погории » за минуту. Даже дармовым ужином пренебрегли! Через полчаса мы столкнулись на набережной с членами нашей вахты - профессором Варшавского университета и его корабельными соратниками. Они искали ресторан с мидиями. Ну, мы, разумеется, пошли искать гостиницу: бОльшая часть места в моей дорожной сумке была занята моющими средствами…

На Бонифачо планировали дать два дня. Ричард, который был здесь уже несколько раз, предупредил, что осмотр займет максимум часа два, и то, если с пивом. Так и получилось. Город – крепость растянулся всего на пару километров. Значительная часть времени ушла на подъем – крепостная стена на вершине скалы. Но, поднявшись – не пожалели: потрясающая ночная панорама с высоты, откуда наша бригантина  казалась игрушечной.

Известно, что поселение здесь существовало еще в период неолита, о чем свидетельствует археологическая находка, которую называют « Дама из Бонифачо », датируемая 6500 годом до н.э. - это самая древняя находка на острове. Бонифачо считается самым первым городом на Корсике. Подлинник « Дамы » хранится в Археологическом музее в Леви, а здесь, в музее, можно увидеть копию. Еще упоминания о Бонифачо можно найти в одном из мифов об Одиссее - там упоминаются великаны-людоеды и город на высоком белом утесе, способный выдержать любую осаду.

Более достоверная история города начинается в 825-830 годах, когда пизанец граф Бонифачио обнаружил это место и нашел его расположение исключительно выгодным со стратегической точки зрения: высокая скала и удобная природная гавань. После победы над сарацинами под его руководством здесь была построена крепость.

Сейчас Бонифачо - город и одновременно коммуна на юге Корсики. Население - около 3000 человек. Жители называют себя бонифачийцы. Это, в основном, потомки итальянцев, поселившихся здесь в период генуэзского владычества, продолжавшегося с конца 13 века, когда пизанцы потерпели поражение, и до 1768 года, когда Генуя вынуждена была уступить Корсику Франции. Но в наши дни мало кто еще сохранил лигурийский диалект, отличающийся от корсиканского.

В 9 вечера в городе уже ни души.  Снова – узкие улочки и средневековые дома. В домах меня особенно поразили подъезды: дверей нет, а в проем видна невероятной крутизны и высоты лестница, узкая до такой степени, что двоим там не разминуться. Как в Соборе Парижской Богоматери… Я не удержалась -  вскарабкалась, почти ползком, на первый этаж. Спускаться пришлось очень быстро - внизу ждал житель третьего этажа.

Несколько дверей мы потом все-таки обнаружили. На одной из них висела табличка: « здесь в период военного похода на Сардинию, с 22 января по 3 марта 1793 жил лейтенант-колонель Наполеон Бонапарт ». А в окне горел свет, на подоконнике цвела герань, и за совершенно не музейными занавесками мелькала чья-то тень…

     Утром городок ожил. На набережной даже образовалась пробка и мы, уплетавшие на террасе кафе круассаны, вдыхали некоторое время выхлопные газы и слушали ненормативный корсиканский диалект. Корсиканский язык, образованный на основе латыни, итальянского и французского языков, вытеснялся многие столетия. Сначала официальным языком был объявлен итальянский, последние 250 лет - французский. Однако, в настоящее время корсиканский язык возрождается как символ национальной независимости Корсики, а его многочисленные диалекты, которые веками передавались из поколения в поколения « из уст в уста » пытаются объединить в единый « литературный язык ».

 В гостинице Марк засел за свои мемуары, а я воспользовалась моментом, чтобы осмотреть местный колорит. Со стометровки набережной я вернулась с уловом: 

8 комплиментов моей « неземной красоте »,

4 отвергнутых приглашения « пропустить стаканчик »,

2 визитки с просьбой позвонить « как только мужа не будет дома »

и одно предложение « пообедать на « Погории » от группы наших голодных польских « погорельцев » - у них в местном ресторане возник языковой барьер на уровне меню.

Днем мы снова осмотрели город.  Марк, разумеется, нашел кладбище - место, куда его неизменно тянет вне зависимости от географии и фазы луны. Пока он там наслаждался « видами », я приобрела в маленьком магазинчике лису в виде подставки для ножей, что полностью удовлетворило мою потребность в покупках.  

Вечером мы, чтобы хоть как-то прогулять мои вечерние наряды, отправились в ресторан отведать « настоящего  бульябеса »: рыбный суп, который, по утверждению Марка, умеют готовить только в портовых французских городах. Официант пас нас весь день (мы сновали мимо ресторана, поскольку это была единственная главная улица) и изо всех сил старался казаться ненавязчивым, виртуозно демонстрируя свой маркетинговый талант. В конце-концов, мы сдались. Парнишка вскользь заметил, что мы « вероятно, осведомлены о размерах порции ». Меня эта фраза насторожила, но Марк бодро кивнул и мы заказали… 

Бульябес на наш стол несли трое… Огромная кастрюля бульона и доска с рыбой в декоре… Рыба оказалась такой костлявой, что выколупывать мясо у меня  не было сил… Марк страшно обиделся, решив, что я не оценила национальной гордости французской кухни. Съев декор, я уже не чувствовала голода. Бульябес был безумно вкусным, но… все хорошо в меру.

        Десерт нам испортил капитан. Он снова передумал  и решил отплывать на день раньше. Узнали мы об этом почти случайно, от встреченной на улице капитанши. Поэтому есть пришлось очень быстро и потом бежать в гостиницу за вещами. Но как мы ни спешили, нас все же настиг гневный смс, что ждут, де, только нас и « доколе… ». Потом позвонил Ричард и очень вежливо попросил пожаловать на борт с максимальной скоростью, на которую мы только способны. Он вообще умел выбирать выражения…  

А на « Погории » и впрямь ждали только нас. Вся команда, обмотавшись « смирительными » ремнями, в полном обмундировании выстроилась на палубе в позе томительного ожидания. На морде капитана был красноречиво написан « срыв графика »… впрочем, он произвел бы на меня лучшее впечатление, если бы решил уплыть без нас…

 Повар, вор, его жена и посуда…

Самой неприятной работой на корабле оказалось дежурство по столовой. Обычно вахта заступала с завтрака и до ужина. А это значило, что предстать перед судовым поваром требовалось в половине седьмого утра. А до этого (« см. пункт 1 ») нужно было пробиться в туалетный душ, или, хотя бы, в душевой туалет. Обязанности распределялись следующим образом: повар делал « креатив » (надо отдать ему должное, все две недели он изобретал что-то новое из продуктов, явно предназначенных для очень длительного хранения), а мы накрывали столы. Затем, когда начиналась трапеза, все выстраивались по стенке, как в приличном ресторане, и выглядывали, не нужно ли кому чего подать-принести. После кто-то (обычно я) перемывал всю эту гору посуды. 

Я начала борьбу за место посудомойки совершенно сознательно после того, как увидела, КАК они ее моют… В одно корытце наливалась вода и капля (!) мыла. В другое – вода без мыла, « для ополаскивания ». Возможно, я могла бы принять этот способ для посуды после  2-3 хорошо мне знакомых человек. Но когда в это болотце сгружалось 50 тарелок… В общем, я преступно включала кран с проточной водой для своего же « антисептического » блага. Время от времени ко мне подскакивал какой-нибудь борец за экономию воды, делал дикие гримасы, что-то шипел, но я была тверда в своем намерении и мыла на совесть, « как себе ».

Не могу не отметить еще один аспект невыносимой экономии « Погорской администрации »: кухонные полотенца. Одним и тем же вытиралась и посуда, и столы, и руки. Даже на расстоянии, чувствовалось, что эти тряпки давно пора менять на чистые, но, когда я заикнулась об этом повару, он дико замахал на меня этими полотенцами, словно НЕЧИСТОЙ силой была я. В одно прекрасное утро мы поняли, что по-хорошему он полотенец не даст и пустились на хитрость. Под каким-то предлогом я выманила засранца из его логова, а Марк тем временем шпионски проник на кухню и украл из шкафа несколько чистых полотенец под бурные аплодисменты дежурившей публики. Операция заняла 30 секунд

За проезд!

Все две недели я ждала какого-нибудь праздника. На чаше весов с « хорошим » явно не хватало музыки и танцев. Каждый раз, уходя с корабля на ночевку в гостиницу, я боялась, что вечеринку устроят без нас. И каждый раз опасения оказывались напрасны.  Молодежи на корабле было достаточно, но она сбивалась в мелкие кучки « по интересам », которых я насчитала лишь два: тайно от капитана выпить водки в каюте механика или бродить до ночи по городу и пить там. Даже на Мальте, в день отплытия, когда команда в полном составе пошла в ресторан, не произошло ничего такого, что обычно называется « хорошо повеселились ». Моя последняя надежда была на прощальный вечер. Мы закончили путешествие во всеми забытом портовом городке на границе с Францией с пафосным названием Империя. Едва корабль пришвартовался, Марк помчался в город узнавать расписание поездов до Ниццы, с явным намерением покинуть « Погорию » как можно быстрее. Я упросила его остаться на судне вместе со всеми еще на ночь. Днем мы съездили на автобусе в Сан-Ремо, сфотографировались на фоне фестивальных афиш и к 10 вечера вернулись назад. 

Подходя к порту, я все прислушивалась, не доносятся ли с « Погории » музыка и звон бокалов. Но тишину нарушало лишь звенящее пение мачт на парковке парусников и ленивые диалоги вахты. Марк вынес корсиканский сыр и две бутылки французского вина, я собрала со всего корабля чашки, но народ смотрел на « Бордо » флегматично и, казалось, пробовал только из вежливости. В одиннадцать капитан стал загонять всех в постель – пришлось спуститься с палубы в « столовую », но и там мы не нашли понимания. Лишь тезка Марка, варшавский психоаналитик, немного говоривший по-французски, пригубил, зачмокал и с видом знатока изучил этикетку. 

Ситуация была странной и несколько дурацкой: казалось, что нас обходят, словно музейный экспонат в зале античной керамики. Положение с вином неожиданно « спас » белобрысый юноша. Уже во время коллективных обедов он привлек наше внимание своей губасто-лобастой физиономией, которая, казалось, вот-вот окончательно и звонко нырнет в тарелку с супом – манера потреблять жидкие блюда, заставлявшая Марка в ужасе отводить взгляд и делать глубокий вдох релаксации, прежде чем продолжить еду. Но еще больше это создание нас поразило своим неожиданным художественным талантом. Неумело держа карандаш, он рисовал в судовой книге отзывов портреты пассажиров с таким поразительным сходством, что невольно я заглядывала ему через плечо, пытаясь понять, не прячется ли под страничкой фото « модели ». Так вот, в тот « прощальный » вечер, этот художник, уже порядком навеселе, на гостеприимный жест Марка, пододвинувшего ему чистую кружку, с детской непосредственностью подмигнул мне и изрек некий эквивалент « Да нафига посуду марать! », взял бутылку « Бордо » и из горла выпил оставшуюся половину залпом. Это окончательно « добило » нашего философа и он тихо побрел в свою каюту… Я же лишь в очередной раз пожалела о не вовремя оставшейся в шкафу камере…

 Еще немного побродив по кораблю,  мимо снова кем-то занятых душевых, мимо запертой изнутри каюты механика с доносившимся оттуда пьяным смехом, мимо капитанского мостика с примостившейся на нем компанией дежурных с пластиковыми стаканчиками, я набрела на веселого Ричарда, пытавшегося в темноте сфокусировать фотоаппарат на разливающем пиво офицере.  Фокус предательски не удавался, а офицер постоянно выпадал из кадра, так как совершенно не держался на ногах.  Я забрала фотоаппарат, сделала их коллективный портрет, еще минут 10 поговорила с Ричардом на жутком суржике трех языков. После чего спустилась к себе под лестницу, улеглась, не раздеваясь, на лежанку. С легким облегчением, что делаю это в последний раз в своей жизни, натянула на себя спальный мешок и уснула, едва коснувшись подушки… Утром будет суматоха сборов, прощальные объятия с Ричардом, поезд в Париж, воздушный поцелуй с балкона огромному  туристическому рюкзаку, под которым будет едва угадываться голова Марка и ощущение, что это путешествие, наконец, закончилось… И теперь, погружаясь в душистую пену горячей ванны, с маской на лице и с бальзамом на волосах, я все же с удовольствием вспоминаю и паруса, и мачты, и всю  романтику того нелегкого пути, который когда-то проделал Улисс, возвращаясь к своей Пенелопе…

Париж, апрель 2007