Неизвестный рисунок « известного Хьюго ».
(Впечатления с места события)
Сенсация стала вырисовываться в тот момент, когда нынешней зимой директор департамента по эстампам Веймара Herr Херман Миндельбергер рутинно-натренированным глазом рассматривал гравюру, которую 170 лет все его предшественники считали причудливой визиткой некоего местного Хьюго в тюрингском архиве Ференца Листа. Herr Херман, истинный ариец, во всем любил порядок и точность, поэтому сразу заметил криво сдвинутое от времени паспарту, немедленно выправил кадр « как положено ». И вот тут-то вся « предположенная » легенда про « местного Хьюго » полетела в конфузное забытьё, ибо над словом « Hugo » открылось еще одно, которое никто все 170 лет не смел даже предполагать: « Victor ».
« Victor Hugo » - прочитал по слогам директор департамента по эстампам (а по личному хобби - специалист по рисункам Виктора Гюго) и, забывшись, даже провел рукой по хрупкой графической поверхности. « Майн Готт! » - наверное, что-то в этом роде, а может, и поубедительнее случаю, прошептал Herr Херман побелевшими губами. « Ну натюрлихь! Ведь Ференц Лист дружил с Виктором Гюго! И это точно стиль его рисунков… Вот же и посвящение в правом нижнем углу, и автограф! » - Herr Херман Миндельбергер попробовал разобрать надпись, но глаза переполняли эмоции.
Две недели опытнейшие шифровальщики Центра по культурному наследию изучали подпись всеми доступными техническими средствами. Вердикт пришел по мейлу, но Herr Херман, закрывшись на ключ в своем кабинете, зачитывал его себе вслух и стоя.
- …Подпись считать подлинной, принадлежащей Виктору Гюго, французскому поэту, прозаику и драматургу … »…И рисовальщику! Неучи! » - пролепетал Миндельбергер и впервые за многие годы попросил секретаршу вместо зеленого чая с половиной кусочка сахара принести бутылку Шнапса.
28 мая на пред-презентацию Сенсации в веймарский дом-музей Ференца Листа съехались около 50 « способных прочувствовать момент » ВИП – персон. Ни прессы. Ни даже фотографов. Единственная « посторонняя » - служительница музея, коренастая немка, осторожно наблюдала « невиданное нашествие » из смежной залу спальни композитора.
В небольшом салоне с роялем, клавишей которого касались руки « самого » (руки « самого » в слепке – этажом ниже прилагались за 30 евро в музейном бутике), вместили пять рядов складных стульев, но собравшиеся куртуазно топтались у первого ряда, не зная, кто же из ВИП – самый ВИП. Наконец, виновник торжества Herr Херман Миндельбергер решительно занял место в последнем ряду, возле спальни с коренастой немкой, и все сразу, не переглядываясь, расселись.
Первое слово взял харизматичный генеральный директор всея веймарских музеев Herr Хельмут Шиман. Его сопровождала приятная, скромно, но со вкусом одетая дама, которую я поначалу приняла за переводчицу. Но я ошиблась. Herr Хельмут, учитывая большую концентрацию французов в салоне, попросил свою супругу, историка искусства, помочь ему с переводом. Выбор был сделан правильно, ведь кто, как не собственная жена сможет со всеми нюансами перевести на французский тонкий юмор Директора всея музеев, которого в других, более официальных залах, еще только на пути к « паркетной » трибуне, соотечественники за это самое качество уже встречают бурными предвкушающими аплодисментами. Благодаря Антуанетте Шиман сегодня и я, наконец, оценила ораторское искусство ее супруга.
Следом, неизбежный в этом случае - « рояль в кустах »: пианист Оливье Бенар исполнил сложнейшие сонаты Листа.
Его соотечественник и коллега по нотному стану Патрик, приехал из Парижа с другим французским историком живописи « просто за компанию ». Однако, во всей его фигуре и, как бы он ни пытался скрыть - мимике, читалась тайная, несбывшаяся надежда завладеть историческим инструментом. Патрик наблюдал эксцентричную интерпретацию « своего » Листа « этим никомунеизвестным Бенаром » исподлобья и время от времени издавал сквозь сжатые губы презрительный « пфф ». Но Оливье Бенар не мог этого слышать. Он эпатировал зрителей неуспевающими за пальцами подпеваниями, вздохами, ахами, и такой игрой эмоций, о которой позже, на коктейле, одна пожилая дама шептала подруге, что даже покраснела и предпочла слушать Листа « без картинки », закрыв глаза. Эта дама была настолько колоритна, что я всё время выискивала момент, как бы ее снять телефоном, но так, чтобы никто не заметил: ведь неудобно снимать на телефон, когда никто этого не делает. Но, на приеме, дома у Директора Всея Музеев Веймара, обмениваясь контактами с фрау Шиман, я все-таки криво сняла эту даму, которую про себя назвала « Симон де Бувуар » - по моей ассоциации с ее внешностью. Ну, или, по-другому, такой персонаж из « чисто аглицкого фильма » … Кому что ближе.
А вишенкой на штоллене всё равно остался наш находчивый во всех отношениях Herr Херман. Он не замечал дуэли-дуэта в четыре глаза пианистов, их подчеркнуто натянутых улыбок у столика с сырами. До его слуха не долетали подглуховатые перешёптывания пожилых дам на веранде. На шутки Хельмута Шимана он вежливо и рассеянно улыбался. Herr Херман отмахивался от дыма сигар, что-то поддакивал, убирая со лба вечно падающую чёлку, а сам снова и снова прокручивал в голове одну главную мелодию своей жизни: когда нынешней зимой он, директор департамента по эстампам Веймара Herr Херман Миндельбергер, рутинно-натренированным глазом рассматривал гравюру, которую 170 лет все его предшественники считали « причудливой визиткой некоего местного Хьюго » в тюрингском архиве Ференца Листа…
